Падение единорога: как Энн Воджицки пытается спасти знаменитую компанию 23andMe

Что может быть интереснее человеку, чем он сам? На этом нехитром постулате Энн Воджицки построила 23andMe, компанию по индивидуальному тестированию ДНК, казалось бы, обречённую на успех благодаря яркой идее и обширным связям Энн среди магнатов Кремниевой долины. Однако спустя три года после IPO в 2021 году цена акций 23andMe обрушилась в десятки раз, сотрудники сокращены, совет директоров разбежался, клиенты обращаются в суд, а Энн ищет способы удержать компанию на плаву.

Волшебная спираль

Дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК) — одна из важнейших биологических молекул. В ней записана генетическая информация об организме, которая передается по наследству от родителей к потомкам. В 1953 году американский биолог Джеймс Уотсон и английский физик Фрэнсис Крик, опираясь на работы предшественников, впервые описали структуру молекулы ДНК в виде знаменитой двойной спирали, за что в 1962 году вместе с английским физиком и биологом Морисом Уилкинсом получили Нобелевскую премию.

Человеческая ДНК состоит из примерно 3 миллиардов нуклеотидных пар — по сути, это «буквы», которыми природа записала генетический код. У человека ДНК содержится в 23 парах хромосом — половину каждой пары мы получаем от матери, вторую — от отца. Так комбинируется генетический материал, кроме того, благодаря этому по ДНК можно отслеживать цепочки родства.

Следующим важным шагом в исследовании ДНК стал международный проект «Геном человека» запущенный в 1990 году. Несмотря на то, что ДНК каждого человека уникальна, на 99,9% она у нас общая, и расшифровка генома дала учёным «карту», по которой они теперь могут ориентироваться, изучая, как генетика влияет на наше здоровье и жизнь. Проект официально завершился в 2003 году и обошелся в $2,7 млрд.

Помимо всего прочего, проект «Геном человека» способствовал бурному развитию методов секвенирования (расшифровки последовательностей ДНК) и других важных генетических технологий. Это имело и экономические последствия — стоимость полной расшифровки генома человека, например, упала с $95,3 млн в 2001 году до всего лишь $525 в 2022 году, подсчитал портал Our World in Data.

Снижение стоимости методов исследования ДНК открыло путь к их широкому использованию в медицине, в 2023 году глобальный рынок ДНК-диагностики оценивался в $10,64 млрд.

Энн Воджицки разглядела этот потенциал 18 лет назад.

Весёлые старты

Дочь бывшего заведующего кафедрой физики Стэнфордского университета и школьного преподавателя журналистики, Воджицки выросла в центре Кремниевой долины, пишет The Wall Street Journal. Она поступила в Йельский университет, а после учебы работала в хедж-фондах и частных инвестиционных фирмах, анализируя компании здравоохранения. В 1998 году Сергей Брин и Ларри Пейдж арендовали за $1700 в месяц гараж её сестры Сьюзан Воджицки в городе Менло-Парк (Калифорния), чтобы сделать его первым офисом для их новой компании – Google. В итоге этого знакомства Сьюзан стала руководителем рекламного бизнеса Google, и некоторое время спустя возглавила YouTube. А что же Энн? А Энн с Брином в 2007 году поженились.

Годом ранее Энн создала стартап 23andMe (буквально «23 и я», намек на количество пар хромосом в человеческих клетках), который начал продавать людям индивидуальные генетические тесты — для поиска корней, потерянных родственников, и, самое главное, составления рекомендаций по здоровью в соответствии с генетическим профилем.

Идея бизнеса принадлежала соучредителю 23andMe, Линде Эйви, специалисту по генетике, с которой Энн познакомил Брин. «Энн была умной и целеустремленной, а Брин мог стать могущественным покровителем. Звезды сошлись… так я думала в то время», — цитирует Эйви WSJ. К этому моменту Сергей Брин уже был в списке миллиардеров американского Forbes.

И действительно, Брин дал новой компании первый капитал и помог найти сотрудников, Google также вложил в бизнес деньги, объявив о инвестициях в 23andMe через две недели после свадьбы Брина и Энн.

Компания привлекала клиентов простотой сдачи ДНК — достаточно плюнуть в пробирку и отправить её по почте для анализа, результаты видны на сайте онлайн. Никаких поездок в клинику и неприятных процедур типа забора крови или соскоба слизистой оболочки.

Ради пропаганды своего стартапа Энн начала устраивать «плевательные вечеринки» для знаменитостей, с которыми познакомилась благодаря мужу. В том числе на самых престижных мировых площадках, например, на Международном экономическом форуме в Давосе или на Нью-Йоркской неделе моды в 2008 году. Несмотря на такую мощную поддержку, бизнес шел не очень бойко: мешала цена теста — $399, слишком высокая, чтобы обеспечить массовый спрос на услугу.

В 2009 году автор первоначальной идеи стартапа Линда Эйви покинула компанию, и, хотя официально она ушла сама, WSJ пишет, что инициатором её увольнения была Энн, которая хотела руководить бизнесом единолично. Независимые директора не рискнули спорить с влиятельной соосновательницей бизнеса.

К 2012 году у компании было 180 тысяч клиентов — не так уж много за шесть лет работы, но в конце года удалось привлечь новый раунд инвестиций на сумму более $50 млн. Его возглавил израильский инвестор российского происхождения Юрий Мильнер, хотя без участия Сергея Брина и венчурного фонда Google тоже не обошлось.

Новые инвестиции позволили снизить цену теста до $99, это уже давало шанс сделать услугу действительно массовой. Но как только в 2013 году стартовала национальная рекламная кампания, 23andMe получила предупреждение от грозного американского регулятора – Управления по контролю качества продуктов и медикаментов США (FDA). FDA потребовало провести дополнительные исследования и гарантировать точность медицинских рекомендаций, которые будут получать потребители. Тесты продолжали продаваться, но только с информацией о генеалогии, на то чтобы FDA разрешило вернуть в них главное – медицинскую составляющую — ушло ещё два долгих года.

Долгожданный триумф

В 2015 году Энн Воджицки официально развелась с Сергеем Брином, к этому моменту они уже не жили вместе, зато её стартап 23andMe наконец-то, что называется, взлетел.

Компании потребовалось девять лет с момента основания, чтобы набрать первый миллион клиентов, а за следующие три года их стало уже 8 миллионов, пишет WSJ.

Это немедленно нашло отражение в популярной культуре: например, 23andMe упомянул Эдди Мерфи в телешоу Saturday Night Live, а певица Lizzo нарядилась в костюм генетического теста на Хэллоуин 2019 года. Компания напрямую не упоминалась, но дизайн коробочки был вполне узнаваемым.

На волне народной любви и постковидного оживления рынков в 2021 году Воджицки удачно вывела компанию на IPO. В пиковые моменты капитализация 23andMe достигала $6 млрд, а личное состояние её основательницы Forbes оценивал в $1,3 млрд.

Впрочем, в той же заметке журнал отметил, что компания «тонет в убытках» — за 9 месяцев с марта по декабрь 2020 года она потеряла $117 млн при выручке $155 млн. «Не ждите прибыли в ближайшее время», — предупредил журнал акционеров 23andMe.

Основная проблема в бизнес-модели: генетический тест — это развлечение на один раз. Человек c его помощью узнает о предках и родственниках, получает кое-какую медицинскую информацию о возможной предрасположенности к некоторым связанным с генетикой заболеваниям, и на этом все кончается. Причины делать тест повторно у него нет.

Очевидно, понимая это, Воджицки вскоре после IPO в 2021 году купила за $400 млн компанию по предоставлению медицинских услуг Lemonaid Health. Теперь 23andMe предлагает регулярные медицинские обследования и консультации для здоровья и долголетия за $999 в первый год подписки и $499 в последующие.

Ещё одним источником доходов стала торговля генетическими данными — в 2018 году 23andMe подписала эксклюзивный четырёхлетний контракт с международной фармкомпанией GSK на использование накопленной базы данных для разработки новых лекарств, в рамках контракта GSK заплатила $300 млн. В 2023 контракт продлили уже на неэксклюзивных условиях на год, он принёс 23andMe ещё $20 млн. Но очередь из новых потенциальных партнёров пока не образовалась. Итоги 2023 финансового года: выручка $299 млн при чистом убытке $312 млн.

Прожигатель денег

«Теперь миллиарды, заработанные Воджицки, исчезли. Стоимость 23andMe рухнула на 98% от пика, ей грозит делистинг с Nasdaq, потому что стоимость её бумаг ниже $1. Воджицки сократила штат на четверть в прошлом году, проведя три раунда увольнений и продав дочернюю компанию. Компания никогда не получала прибыли и сжигает деньги так быстро, что они могут закончиться к 2025 году», — рисует мрачную картину WSJ в заметке от января 2024 года.

Будто мало этого, в конце прошлого года хакеры украли данные половины клиентов 23andMe (утекло 6,9 миллионов из 14 млн учётных записей). Теперь ей грозят новыми убытками более 30 исков от рассерженных потребителей, не говоря уже о подмоченной репутации, что весьма серьёзно бьёт по компании, собирающей чувствительную информацию о здоровье. Один из этих исков уже обошелся ей в $30 млн, по данным The Jerusalem Post.

В сентябре подали в отставку все семь независимых директоров 23andMe. Их не устроил предложенный Воджицки план выкупа акций с рынка практически без премии к их текущей стоимости — по 40 центов за акцию. Выкуп по этой цене означает огромные убытки для первых инвесторов, покупавших акции на пике по $13,40 за штуку. Кроме того, в плане отсутствовали гарантированные источники финансирования сделки выкупа. Воджицки написала, что «удивлена и разочарована» таким решением совета директоров и срочно приступает к формированию нового.

Убыточная компания может быть продана целиком стороннему покупателю. И кому тогда достанется самый ценный актив — генетические данные клиентов 23andMe — беспокоится издание The Atlantic. Правда, в начале октября Воджицки сообщила, что планирует выкупить акции сама.

В интервью журналу Wired она рассказала, что возлагает надежды на подписные сервисы, а также на успехи в разработке новых лекарств — несколько из них стали результатом сотрудничества с GSK, а другие компания пытается создать самостоятельно. Новое эффективное лекарство действительно может стать блокбастером и принести компании миллиарды, однако все разработки пока находятся на ранних стадиях, а до рынка доходят лишь единицы из тысяч перспективных препаратов. Причём процесс одобрения занимает многие годы. Это «чрезвычайно дорогостоящий и часто бесплодный бизнес», отмечает CNN.

Коротко говоря, для спасения компании, которая за 18 лет ни разу не была прибыльной, Энн Воджицки снова нужны деньги, причём много и прямо сейчас. Где она сможет их взять, пока непонятно.