– Будь ты жив, отец, в прошлом году мы отметили бы твоё 100-летие. На 9 Мая собрались бы в доме твоего младшего сына Бауыржана, чтобы за праздничным столом чествовать тебя... А поговорить о тебе по-хорошему, по-доброму, есть кому. У тебя, старина, на Земле, кроме нас, пятерых сыновей и дочери, 17 внуков и 17 правнуков. Правда, у двоих твоих сыновей – Нуржана и Бахытжана – век оказался короток. Их внезапную смерть мы переживали тяжело. Хорошо, что ты этого не видел. Наверное, в этом мудрость бытия, чтобы дети не умирали раньше отцов и матерей. Несколько лет назад, отец, я с невольным изумлением понял, что стал твоим ровесником. Ещё не до конца осознал этот факт. Все чаще сравниваю твою жизнь со своей. Я проживаю спокойную, размеренную под мирным небом родной страны. Страшно даже представить, что пришлось испытать тебе…

Как и большинство фронтовиков, отец не любил вспоминать о войне. Иногда, по настроению, в разговоре проскальзывали какие-то отдельные военные эпизоды. Помню, рассказывал, как в чапане, с котомкой за спиной, 18-летним парнишкой, никогда не выезжавшим дальше родного аула, попал на войну. Причём попал в самое пекло – на Курскую битву, в 194-й инженерно-саперный полк Цент­рального фронта. Уже позже из военной энциклопедии я узнал, что этот полк в июле 1943 года стоял под знаменитой станцией Прохоровка Белгородской области, где произошло самое крупное танковое сражение Второй мировой войны. Центральный фронт вначале держал оборону, а затем начал контрнаступление. На знаменитой Курской дуге рядовой Койшибаев вместе с сотнями безымянных саперов-минеров строил оборонительные сооружения, ставил минные заграж­дения. Историческое наступление началось 12 июля 1943 года. Через пять дней отец был тяжело ранен.

Среди немногочисленных документов отца сохранилась пожелтевшая справка, подписанная начальником эвакогоспиталя № 5774 Юрагиным, в которой говорится: «Красноармеец Ахметжан Койшибаев ранен 17 июля 1943 года, прострелен правый бок и сквозное ранение левой руки».

– Отец, помню, ты рассказывал, как по небрежности медперсонала или от того, что плохо говорил на русском языке, тебя вместо казахстанского города Петропавловска отправили в вагоне с ранеными в далёкий Петропавловск-Камчатский. Представляю, как в летнюю жару с ноющей болью в руке и в боку через всю огромную страну ты добирался до Дальнего Востока, а затем обратно… А ещё помню, как в один из вечеров у нас дома собрались твои друзья-фронтовики. Сидя на кухне, вы пели: «Пьем за Родину, пьём за Сталина...» Перед моими глазами по сей день та картинка: в захудалом ауле на отшибе, где не было ни одной русской души, казахские джигиты с невообразимым акцентом самозабвенно поют песни на русском языке. Наверное, это и было то, что зовут святым фронтовым братством и ваш тогдашний, несмотря на кровопролитную войну и тяжелую жизнь, патриотизм.

С войны отец вернулся с инвалидностью. Однако это не помешало ему работать сборщиком существовавшего тогда натурального налога, быть заведующим зерновым током, учетчиком тракторно-полеводческой бригады, перед самой пенсией поработал продавцом продовольственного и хозяйственного магазинов.

По казахскому обычаю родительским домом или кара шаңырақ считается дом младшего сына. Поэ­тому своим кара шаңырақом мы называем дом нашего младшего брата Бауыржана. Среди немногочисленных вещей, оставшихся после отца, у него хранятся документы, фотографии, выходной костюм с наградами. Среди них – орден Отечественной войны I степени, медали «За отвагу», «За победу над Германией», юбилейные награды, полученные в честь 20-ти, 30-ти и 40-летия Победы в Великой Отечественной войне, а также медали «За трудовую доблесть» и «Ветеран труда».

Друзья-шутники называли отца шолақ, то есть одноруким. На самом деле у него были обе руки. Только левая, простреленная в лучевой и локтевой костях, не держала форму, запястье непроизвольно сгибалось. Мышцы левой руки, подобно детским, были тонкими. Тем не менее отец умудрялся делать все по хозяйству: управляться с домашней скотиной, убирать во дворе, колоть дрова...

После смерти матери жизнь отца стала непростой. Несмотря на заботу проживавших тогда вместе с ним сыновей Нуржана и Бауыржана, дочери Алмагуль, он затосковал. Правы были врачи: переживания и депрессия привели к онкологическому заболеванию.

Характер у отца был замкнутый. Не говорил он детям, снохам и внукам ласковых слов вроде «қарғам», «ботам», «айналайын». Тем не менее каждый из нас чувствовал его любовь к себе.

17 сентября 1989 года отца не стало.

– Отец, все твои сыновья и дочь Алмагуль выросли, встали на ноги. Нас с Муратжаном уже давно называют ата. Все мы в своё время получили образование, работали и работаем, занимали какие-то должности. Живем, как в народе говорят, не хуже других. И все это благодаря тебе. Вернувшийся с войны с увечьями, ты сумел вырастить нас, дать нам образование, поставить нас в ряд с достойными людьми.

Ты знаешь, отец, что в этом году 9 Мая вся наша бывшая большая страна и наш Кокшетау торжественно отметят 80-ю весну Великой Победы. С утра на центральной площади, у мемориального комп­лекса «Вечный огонь» соберутся земляки, может быть, будут среди них и участники войны, которых практически не осталось. Однако я вновь зачем-то, скорее, по привычке, буду вглядываться в лица пришедших к Вечному огню людей, искать среди них тебя...